— Зато ты заботишься обо всех сверх всякой меры.
— Может быть, — сдержанно ответила она.
— А может быть, тебе следует направить хотя бы крупицу этого мощного потока энергии на себя саму. Наверное, за всю свою жизнь ты ничего не сделала только для себя. Всегда только для своей проклятой семьи или этого старого дома!
— Неправда, для себя я тоже кое-что делала, — слабо защищалась Джилли, удивленная его реакцией.
— И что это было? Назови хотя бы одну вещь. А еще лучше, докажи на деле. Хоть раз в жизни сделай что-то такое, за что бы тебя все осудили. Что-то такое, чтобы люди показывали на тебя пальцами и говорили, что ты такая же испорченная, как и вся твоя семья.
— Ну, знаешь ли…
— Я так и знал! Тебе даже в голову не приходило, что ты можешь желать чего-то подобного! — торжествовал Колтрейн. — Ну, давай, отважься, наконец. Хотя бы раз в жизни продемонстрируй слабость, позволь себе вкусить чего-то запретного и сладостного, вроде мороженого с двойной порцией взбитых сливок. Признайся, Джилли, чего ты хочешь? Чего тебе хочется такого, что принесло бы радость лишь тебе одной?
Она посмотрела на него ясными карими глазами и спокойно ответила:
— Тебя.
Колтрейн уставился на Джилли с таким изумлением, будто у той на плечах выросло две головы. Его можно было понять. Если бы рядом висело зеркало, она посмотрела бы в него сама, чтобы убедиться, что второй головы у нее нет. Ведь не могла же она, на самом деле, сказать то, что они оба слышали?
Колтрейн пришел в себя первым.
— Кажется, тебе дали больше болеутоляющего, чем я думал, — сухо сказал он.
— Не давали мне никакого болеутоляющего, дубина стоеросовая. Просто вручили какие-то таблетки на случай, если боль усилится. Но я ничего не принимала.
— Тогда почему ты сразу отключилась в машине?
— Да потому что устала, как лошадь! — гаркнула Джилли. Этот тип поражал своей тупостью, и ей надоело ходить вокруг него на цыпочках. — Я не сплю уже несколько дней, в основном, из-за тебя. Ничего удивительного, что я сомкнула глаза на пару минут, чтоб немного отдохнуть. Кроме того, я надеялась, что ты уложишь меня в постель и воспользуешься случаем. С самой первой встречи ты лезешь из кожи вон, чтобы со мной переспать, и вот, наконец-то, я полностью в твоей власти, совершенно беззащитная. И что же ты делаешь? Целуешь меня и уходишь!
Джилли не пыталась скрыть того, насколько она разочарована подобным поворотом событий.
— Ты, на самом деле, считаешь меня отъявленным мерзавцем.
— Да. Нет. Не знаю, — честно призналась она.
— Если ты обо мне такого низкого мнения, то зачем, во имя Господа Бога, хочешь лечь со мной в постель?
Он приблизился к кровати, наблюдая за Джилли со смешанным чувством раздражения и интереса.
— Потому что ты безнравственный, эгоистичный сукин сын, а мне надоело быть доброй и благородной. Ты кружишь вокруг меня, как кобель возле течной сучки — так что давай, пользуйся случаем. Предлагаю себя добровольно и без принуждения.
Джилли старалась придать своей просьбе деловой характер. И у нее неплохо получилось. Особенно, если учесть, что Колтрейн грозно возвышался над ней в полутемной комнате, а она выработала дурную привычку реагировать на его присутствие, словно малолетка, которая впервые в жизни влюбилась по уши. Сердце стучало, как сумасшедшее, во рту пересохло, груди набухли, кожа стала чувствительной — а ведь он к ней даже не притронулся. Джилли жаждала его прикосновений.
— Звучит прелестно. А если я хочу это сделать по очень плохой причине? — тихо спросил он. — Может, я хотел переспать с тобой ради корысти, для достижения цели, не имеющей с тобой ничего общего.
— Так я и думала, — Джилли пожала плечами. — Как правило, мужчины не сходят по мне с ума, значит, у тебя имелась какая-то другая причина.
— И несмотря на это, ты все же не прочь со мной переспать?
Сейчас он стоял совсем близко. Джилли старалась выглядеть уверенной и спокойной. Она старалась не хмуриться, только губы у нее немного дрожали, когда она попыталась улыбнуться.
Он успел переодеться. На нем были старые джинсы и трикотажная футболка. Эта одежда не была похожа на ту, которую он обычно носил, зато она подходила ему гораздо больше. Дорогие рубашки и костюмы от Армани скрывали его истинную натуру. Только сейчас он стал самим собой. Опасным… и очень привлекательным.
— Мороженое с двойной порцией сливок тоже вредно для здоровья, — резонно заметила Джилли. — От него толстеют, повышается уровень холестерола, засоряются вены. Тем не менее, люди им объедаются.
Эти прозаичные слова доходили до нее словно издалека. Как будто она сама была призраком — лишь слушала, смотрела, но ничего не могла сделать.
— Значит, ты, на самом деле, хочешь, чтобы я с тобой переспал? Зная, что я скоро уезжаю, ты все же не прочь провести со мной ночь? Джилли, это на тебя совсем не похоже. Это не в твоем стиле. Почему?
— А может, я хочу поменять свой стиль, — угрюмо заметила Джилли.
Внезапно ей пришла в голову ужасная мысль. А что, если он, действительно, ее совсем не хочет? Если все эти взгляды, поцелуи, прикосновения — только часть игры, средство для достижения загадочной цели, которую он поставил перед собой? Может, сейчас, когда он собрался уехать, она его нисколечки не интересует? От всех этих мыслей ее сперва бросило в холод, а потом в жар со стыда. Ей хотелось провалиться сквозь землю.
— Наверное, это была плохая идея, — промямлила она, отодвигаясь в самый конец кровати. — Давай забудем об этом.