Бренда почувствовала укол совести, но быстро его подавила.
— Может, лучше не знать.
— Разве тебе неинтересно, как мы умерли? Неужели ты считаешь, что мы не имеем права это знать?
— Большинство людей не знает. Они умирают и исчезают. По какой-то причине нас оставили в этом доме, и я не жалуюсь. Ведь это значит, что я могу провести с тобой целую вечность, любимый, — она наклонилась и поцеловала его в губы. Его усы щекотали нежную кожу Бренды, поэтому она их слегка прикусила.
— Но почему? — спросил Тед, он сжал ей плечи и слегка отстранил от себя. — Почему их бабушка после смерти просто исчезла? И другая женщина тоже? Почему мы с тобой все еще здесь?
Бренда подняла на него глаза. Она была очень хорошей актрисой, намного лучше, чем о ней говорили, и даже такой талантливый режиссер, как Тед, не всегда мог разглядеть ее игру. Особенно, когда не подозревал ее во лжи.
— Понятия не имею, — спокойно сказала она. — Прошло столько времени, что вряд ли мы когда-нибудь узнаем правду.
— Но мы могли хотя бы попытаться. Люди говорят о нас до сих пор. Мы можем подойти поближе к автобусам с туристами и послушать их разговор.
— Мы не можем покинуть дом. К тому же я не уверена, что сюда до сих пор приезжают автобусы.
— Значит, нам нужно лучше слушать. Стоит кому-то заговорить о нас с тобой, как тебе тут же нужно заняться любовью. Хоть один раз я хочу остаться и послушать.
— Они тоже ничего не знают, дорогой. Иначе мы бы об этом узнали. Никто не знает, что случилось в ту ночь. Включая нас.
Ложь была настолько знакомой, что стала казаться правдой. Бренда с чистой совестью посмотрела в глаза Теду.
Но он на секунду их закрыл, свои милые, любимые глаза под очками с тонкой оправой. А потом открыл веки и понимающе улыбнулся.
— Ты права, лапушка, — тихо сказал он. — К чему спорить с судьбой? Особенно, если она подарила мне тебя.
Бренда улыбнулась ему в ответ ослепительной, насквозь фальшивой улыбкой.
Колтрейн не ожидал, что разговор с Джексоном Дином Мейером окажется настолько трудным. По просьбе Дина он подвез его до работы. У него не было причин отказать Дину в его просьбе, тем более что Колтрейн привык делать вид, что внимательно слушает собеседника. В случае с Дином это было несложно. Того интересовали лишь компьютеры и все, что с ними связано. Он мог говорить бесконечно, слова извергались из его уст подобно фонтану, и собственная речь звучала для него, как музыка. Ему было все равно, слушают его или нет.
Очень немногие могли войти в кабинет Джексона без предварительной записи, это правило касалось и его собственных детей. Колтрейн входил в число избранных. Он без стука вошел в кабинет, расположенный на тридцать первом этаже.
Джексон Дин Мейер считался очень интересным мужчиной. Колтрейн не сомневался, что в молодые годы его хозяин разбил не одно женское сердце. Даже сейчас, несмотря на преклонный возраст, он мог соблазнить любую женщину. Мелба, его молодая жена, прекрасно об этом знала. Однако поскольку Джексона короткие интрижки волновали так же мало, как и его брак, она была вполне довольна своим положением. И деньгами, конечно.
Мейер сидел в кресле под большим окном. За его спиной открывался широкий вид на Лос-Анджелес. У посетителей складывалось впечатление, что Джексон — полноправный хозяин этого города. Все в этом негодяе было отполировано до совершенства, начиная с ровного загара и кончая морщинками возле глаз. Его пластический хирург, один из лучших в городе, был достаточно умен, чтобы придать чертам своего клиента достоинство и благородство, чего старый черт совершенно не заслуживал.
— Никто не должен знать, что я здесь, — сказал Мейер вместо приветствия. Судя по тону, он был не в духе. — Пускай думают, что я отдыхаю в Мексике.
— Я сам придумал эту ложь, — напомнил ему Колтрейн.
— Неужели нельзя было поручить Дину работу, которую он мог бы выполнять дома? Я не хочу, чтобы он здесь крутился и задавал лишние вопросы. Сейчас фирма переживает тяжелые времена. Ты позволил, чтобы чиновники из министерства юстиции совали нос в мои дела, хотя должен был отстаивать мои интересы.
— Вы меня недооцениваете, — спокойно сказал Колтрейна и без приглашения уселся в кресло. В кабинете шефа он чувствовал себя, как дома. — У меня все под контролем.
Джексон фыркнул и с подозрением уставился на Колтрейна.
— Я не могу найти бумаг по делу Сандерсона.
— А как же иначе? Ведь в том-то все и дело, чтобы никто не мог их найти! Их нет, шеф, они испарились, исчезли без следа, и без моей помощи их никто никогда не найдет. Даже вы, шеф.
— А почему я тебе должен верить? — раздраженно спросил Мейер.
— Потому что было бы глупо не доверять мне в такой малости, — спокойно ответил Колтрейн. — Если ребятам из министерства юстиции станет известно об этом деле, то ваша игрушечная империя рассыплется в пух и прах. Она простояла так долго, потому что вы хорошо разбираетесь в людях, и знаете, кому можно доверять, а кому нет.
Судя по всему, его ответ не убедил Джексона.
— Я никому не доверяю полностью, — сказал он. — Даже тебе.
— Я поступаю точно так же, — улыбнулся ему Колтрейн.
Мейер внимательно посмотрел на Колтрейна, потом кивнул.
— Как там этот проклятый мавзолей? Еще стоит на месте?
— Пока стоит. И, наверное, еще долго будет стоять. Этому дому присуще некое зловещее очарование. Если его привести в надлежащий вид, он бы выглядел просто великолепно.
— Это невозможно! — решительно сказал Джексон. — Рано или поздно моя сумасшедшая дочь поймет, что дело проиграно, и покинет дом. Тогда я снесу эту руину с лица земли.